Блог WriteNow
Каждый пишет, как он слышит
Какие бывают авторы и как их «правильно готовить»
Аня Иванова, филолог, пиарщик, копирайтер, рассказывает, какие бывают авторы и подходы к работе над текстом. Как понять, к какому типу письма тяготеешь ты сам, а к какому твой автор (когда ты — редактор или наставник). И как применять это знание на практике, чтобы быть продуктивнее, реалистично планировать сроки и перестать мерить себя чужой меркой.
Каждый пишет, как он слышит.
Каждый слышит, как он дышит.
Как он дышит, так и пишет,
не стараясь угодить.
Так природа захотела.
Почему? Не наше дело.
Для чего? Не нам судить.
Булат Окуджава
В моем любимом фильме «Амадей» режиссера Милоша Формана есть запоминающийся эпизод. Супруга Моцарта Констанца тайком приходит к влиятельному Сальери в надежде пристроить мужа на работу. Сальери просит оставить ему партитуру, мол, будет время, посмотрю. На что Констанца в ужасе разводит руками: «Не могу, никак не могу. Вольфи не делает копий».
В этот момент потрясенный Сальери осознает, что держит в руках оригинал партитуры, первую и единственную версию, — и в ней нет ни единой помарки! Ни одной, пусть самой незначительной, правки! Ни единой зачеркнутой ноты! «Он просто записывал музыку, которая уже звучала у него в голове!» — заключает Сальери, захлебываясь от зависти. И его несложно понять.
«Амадей» (Amadeus), 1984, режиссер Милош Форман
Идея, что талантливые (или просто успешные) авторы «пишут, как дышат» — легко, быстро и сразу начисто — чрезвычайно живуча. Причем сами авторы охотно поддерживают этот миф. Умберто Эко в «Заметках на полях «Имени розы» рассказывает историю про поэта-романтика Альфонса де Ламартина: «He помню, о котором своем знаменитом стихотворении Ламартин писал, что оно пришло к нему внезапно, грозовой ночью, в лесу. После его смерти нашлись черновики с поправками и вариантами: это наверное самое вымученное стихотворение во всей французской словесности.» (Цитата по изданию Издательства АСТ, перевод Е. Костюкович).
Похоже, Ламартин еще в XVIII веке догадался о том, что ученые экспериментально подтвердили в наши дни: люди склонны выше оценивать результат, достигнутый озарением и врожденным талантом, чем учебой и упорным трудом.
В 2011 году ученые из Гарварда Чиа-Джанг Цай и Мазарин Банайи провели эксперимент, о котором рассказали
Похоже, Ламартин еще в XVIII веке догадался о том, что ученые экспериментально подтвердили в наши дни: люди склонны выше оценивать результат, достигнутый озарением и врожденным талантом, чем учебой и упорным трудом.
В 2011 году ученые из Гарварда Чиа-Джанг Цай и Мазарин Банайи провели эксперимент, о котором рассказали
в статье «Таланты и Трудяги: Убеждения и заблуждения о природе достижений» («Naturals and Strivers: Preferences and Beliefs About Sources of Achievement»). Они предложили 103-м участникам оценить мастерство двух классических музыкантов. Первый был охарактеризован как «вундеркинд» с исключительными врожденными способностями, второй — как «трудяга», добившийся необыкновенного мастерства настойчивостью и многолетней учебой. Дальше участники слушали записи двух исполнителей и выставляли оценки.
Подавляющее большинство опрошенных (включая профессиональных музыкантов!) оценили выше исполнение талантливого «вундеркинда». В действительности обе записи были сделаны одним и тем же исполнителем и не различались ничем, кроме вымышленного синопсиса. Иными словами, сколько бы нам не твердили про «десять тысяч часов практики», в глубине души мы убеждены, что настоящий талант всегда звучит лучше, а выдающееся мастерство не требует выдающихся усилий.
Подавляющее большинство опрошенных (включая профессиональных музыкантов!) оценили выше исполнение талантливого «вундеркинда». В действительности обе записи были сделаны одним и тем же исполнителем и не различались ничем, кроме вымышленного синопсиса. Иными словами, сколько бы нам не твердили про «десять тысяч часов практики», в глубине души мы убеждены, что настоящий талант всегда звучит лучше, а выдающееся мастерство не требует выдающихся усилий.
Люди склонны выше оценивать результат, достигнутый озарением и врожденным талантом, чем учебой и упорным трудом.
Сложно представить, сколько лодок с треском разбилось об этот миф. Я работаю с авторами и с текстами больше 15 лет: с 2004-го года как пиарщик и корпоративный редактор, и с 2014-го как литературный наставник. Самый частый запрос, с которым мне приходится сталкиваться все это время: «Хочу научиться писать легко» и его брат-близнец: «Хочу научиться писать быстро».
Читай: как Моцарт, без редактора и редактуры, без порванных черновиков и удаленных копий, без замечаний и уточнений, без страданий и сомнений. «Записывать музыку, которая просто звучит в твоей голове» — кажется, так выглядит мечта любого автора. Насколько она достижима?
Две стратегии письма, или «Как он дышит, так и пишет»
Здесь нужно признаться, что я немножко Моцарт. К сожалению, не в части таланта (никакого, а особенного музыкального), а только в части отношения к черновикам: я пишу без правок. Хотелось бы сказать, что я слышу «голос Бога» или хотя бы шепот Музы, но нет. Я просто долго вынашиваю текст в голове: варю идею, мысленно подбираю примеры, перекатываю слова на языке, пока текст не «зазвучит». После этого записываю его целиком, как правило, быстро — одним пальцем в айфоне, на парковке или вовсе на светофоре (не делайте так!), нажимаю «Опубликовать» и не всегда перечитываю.
Ровно это впервые навело меня на мысль, что способность писать быстро и сразу начисто не имеет отношения ни к уровню мастерства, ни к качеству текста. Да, я пишу как будто под диктовку, но ни в чем другом определенно «не Моцарт».
Ровно это впервые навело меня на мысль, что способность писать быстро и сразу начисто не имеет отношения ни к уровню мастерства, ни к качеству текста. Да, я пишу как будто под диктовку, но ни в чем другом определенно «не Моцарт».
Одновременно я много взаимодействую с авторами и знаю десятки пишущих людей (в том числе пишущих намного лучше меня!), кто работает совершенно иначе: делает тонны черновиков, пишет запоем, потом всё переписывает, и так помногу раз. Обратив однажды на это внимание, всех авторов, с кем работаю, я мысленно начала разделять на «моцартов» и «ламартинов» — ровно в том смысле, в каком описано выше. Одни склонны писать набело, другие нуждаются в многочисленных доработках.
При всей условности этой классификации (а речь идет не столько о «чистых типах», сколько о полюсах на шкале), такое деление часто оказывается полезным и помогает настроиться на работу с автором. Какое-то время я даже всерьез полагала, что первая догадалась подмечать эти особенности письма и адаптироваться к ним. Но жизнь, как обычно, все расставила по местам.
При всей условности этой классификации (а речь идет не столько о «чистых типах», сколько о полюсах на шкале), такое деление часто оказывается полезным и помогает настроиться на работу с автором. Какое-то время я даже всерьез полагала, что первая догадалась подмечать эти особенности письма и адаптироваться к ним. Но жизнь, как обычно, все расставила по местам.
«Записывать музыку, которая просто звучит в твоей голове» — кажется, так выглядит мечта любого автора
«Архитекторы» и «Разведчики»
В конце 2018-го года коллега поделилась со мной ссылкой на блог журналиста и копирайтера Алексиса Ромеро на Медиуме, где тот подробно анализирует свои наблюдения ровно эту тему. Статья Ромеро называется «Архитекторы и Разведчики: к какому типу авторов относишься ты?» (Explorers & Architects: Which Type of Writer are You?)
Из заголовка понятно, что Ромеро заметил ту же закономерность, что и я: есть, как минимум, два типа авторов и две стратегии работы над текстом. Тех, кто строит текст по плану, предварительно прорабатывая структуру, тезисы, примеры и выводы, он называет «архитекторами» (Architects). Тех, кто пишет в потоке, буквально нащупывая смысл в процессе письма, — «разведчиками» (Explorer).
Из заголовка понятно, что Ромеро заметил ту же закономерность, что и я: есть, как минимум, два типа авторов и две стратегии работы над текстом. Тех, кто строит текст по плану, предварительно прорабатывая структуру, тезисы, примеры и выводы, он называет «архитекторами» (Architects). Тех, кто пишет в потоке, буквально нащупывая смысл в процессе письма, — «разведчиками» (Explorer).
Вот, как сам Ромеро характеризует эти два типа авторов:
«Разведчики» бесконечно редактируют и переписывают. Как только первый черновик закончен, «разведчикам» почти всегда требуется два, три или десять новых черновиков. Нередко они отбрасывают целые главы или копии и начинают заново. «Разведчики» любят шутить, что их самый страшный кошмар — умереть раньше, чем эта чудовищная первая версия будет уничтожена. <…>
«Архитекторы», прежде чем начинать писать, склонны планировать и размышлять в течение многих часов. Часто у «архитекторов» есть собственная система подготовки к работе над текстом: начитка, мэппинг, поиск фактуры, подчеркивания, скетчинг, бормотание про себя в лесу и так далее. <…> Если развить метафору, представьте настоящего архитектора, который проектирует здание прямо по ходу строительства. Это было бы бессмысленно и опасно! Так же и автор-«архитектор», начиная работу над текстом без плана или схемы, потерпит неудачу».
«Разведчики» бесконечно редактируют и переписывают. Как только первый черновик закончен, «разведчикам» почти всегда требуется два, три или десять новых черновиков. Нередко они отбрасывают целые главы или копии и начинают заново. «Разведчики» любят шутить, что их самый страшный кошмар — умереть раньше, чем эта чудовищная первая версия будет уничтожена. <…>
«Архитекторы», прежде чем начинать писать, склонны планировать и размышлять в течение многих часов. Часто у «архитекторов» есть собственная система подготовки к работе над текстом: начитка, мэппинг, поиск фактуры, подчеркивания, скетчинг, бормотание про себя в лесу и так далее. <…> Если развить метафору, представьте настоящего архитектора, который проектирует здание прямо по ходу строительства. Это было бы бессмысленно и опасно! Так же и автор-«архитектор», начиная работу над текстом без плана или схемы, потерпит неудачу».
Авторы-«архитекторы» сначала думают, потом пишут. Авторы-«разведчики» думают, когда пишут.
С момента знакомства с заметкой Ромеро я стала пользоваться его терминологией, т.к., на мой взгляд, она отражает главное: люди пишут по-разному. Авторы-«архитекторы» сначала думают, потом пишут. Авторы-«разведчики» думают, когда пишут. Первые в буквальном смысле строят текст в голове. Вторые ведут разведку боем.
Впрочем, вскоре стало понятно, что Алексис Ромеро в своих наблюдениях тоже не был оригинален. В сети легко найти цитату из интервью писателя Джорджа Мартина, где тот рассуждает про два типа авторов. Я привожу ее здесь по книге «Игра престолов. В мире льда и пламени» (2015) Максима Хорсуна и Татьяны Ивановой (перевод авторов):
«Существуют разные типы писателей, — говорит Мартин, — я привожу этот пример во многих своих речах. Я люблю
Впрочем, вскоре стало понятно, что Алексис Ромеро в своих наблюдениях тоже не был оригинален. В сети легко найти цитату из интервью писателя Джорджа Мартина, где тот рассуждает про два типа авторов. Я привожу ее здесь по книге «Игра престолов. В мире льда и пламени» (2015) Максима Хорсуна и Татьяны Ивановой (перевод авторов):
«Существуют разные типы писателей, — говорит Мартин, — я привожу этот пример во многих своих речах. Я люблю
говорить, что все писатели делятся на два типа: на архитекторов и садовников. У первых все тщательно спланировано уже тогда, когда они еще не написали ни слова своего нового романа. Они уже тщательно проработали мир, знают, сколько комнат будет в доме, как они будут соотноситься друг с другом, какую высоту будет иметь каждый этаж, где следует проложить проводку и трубопровод и так далее. Они все это знают до того, как вколотят первый гвоздь.
А есть садовники, которые роют ямку, сажают растение, поливают его своим потом и кровью, и потом что-то прорастает. Обычно садовники знают, что именно они посадили, — персиковое дерево или кактус. Но они не знают, какую форму примет растение. <…> Сам-то я в большей степени садовник, чем архитектор. Толкиен был таким же."
А есть садовники, которые роют ямку, сажают растение, поливают его своим потом и кровью, и потом что-то прорастает. Обычно садовники знают, что именно они посадили, — персиковое дерево или кактус. Но они не знают, какую форму примет растение. <…> Сам-то я в большей степени садовник, чем архитектор. Толкиен был таким же."
«Так природа захотела...»
Полагаю, если хорошо поискать, можно найти публикации, где разные типы письма называют «правополушарным» и «левополушарным» подходом к тексту и обосновывают с точки зрения нейрофизилогогии и устройства мозга. Или еще как-нибудь. Суть от этого не меняется:
есть разные стратегии письма, и нет оснований полагать, что одна из них лучше, правильнее или совершеннее, чем другие. «Архитекторы» не вырастают из «разведчиков» путем приращения опыта и прокачки писательских навыков. Больше того: попытка влезть не в свои ботинки и копировать чужую стратегию ни к чему хорошему не приводит.
В подтверждение последней мысли Алексис Ромеро рассказывает поучительную историю профессора
есть разные стратегии письма, и нет оснований полагать, что одна из них лучше, правильнее или совершеннее, чем другие. «Архитекторы» не вырастают из «разведчиков» путем приращения опыта и прокачки писательских навыков. Больше того: попытка влезть не в свои ботинки и копировать чужую стратегию ни к чему хорошему не приводит.
В подтверждение последней мысли Алексис Ромеро рассказывает поучительную историю профессора
информационных технологий из SUNY Buffalo Мюрата Демирба (Murat Demirbas). Среди прочего, Ромеро цитирует его эссе «Как я пишу» (How I Write):
«В аспирантуре я был большим поклонником Дейкстры*. Я был романтиком и прикладывал все усилия, чтобы писать, как Дейкстра: хорошенько подумай, собери всю композицию в уме и пиши сразу начисто (можешь даже не перечитывать, все должно получиться с первого раза). Через некоторое время я обнаружил, что этот тип письма мне никак не подходит. Было очень сложно начать. Стремление сделать все идеально с первого раза так давило, что я замирал. Со временем я нашел уловку, чтобы облегчить себе работу. Я стал прагматиком и сторонником быстрого прототипирования <…> Моя уловка не нова. По сути, это фрирайтинг: снизьте ожидания от текста, пишите свободно и много, и вы будете поражены тем, что у вас получается. Этот тип письма включает в себя два шага: Создать хаос и Навести порядок. Основная идея состоит в том, чтобы отделить черновое письмо („создание хаоса“) от вычитки и редактуры („наведения порядка“)».
«В аспирантуре я был большим поклонником Дейкстры*. Я был романтиком и прикладывал все усилия, чтобы писать, как Дейкстра: хорошенько подумай, собери всю композицию в уме и пиши сразу начисто (можешь даже не перечитывать, все должно получиться с первого раза). Через некоторое время я обнаружил, что этот тип письма мне никак не подходит. Было очень сложно начать. Стремление сделать все идеально с первого раза так давило, что я замирал. Со временем я нашел уловку, чтобы облегчить себе работу. Я стал прагматиком и сторонником быстрого прототипирования <…> Моя уловка не нова. По сути, это фрирайтинг: снизьте ожидания от текста, пишите свободно и много, и вы будете поражены тем, что у вас получается. Этот тип письма включает в себя два шага: Создать хаос и Навести порядок. Основная идея состоит в том, чтобы отделить черновое письмо („создание хаоса“) от вычитки и редактуры („наведения порядка“)».
*Эдсгер Вибе Дейкстра (Edsger W. Dijkstra) — голландский ученый, эссеист, лауреат премии Тьюринга.
Решение, к которому методом проб и ошибок пришел профессор Демирба, по сути повторяет один из самых популярных советов для авторов: Write Drunk, Edit Sober («Пиши пьяным, редактируй трезвым»). Совет настолько расхожий, что его печатают на интерьерных постерах и приписывают Эрнесту Хемингуэю (хотя тот, похоже, ничего такого не говорил).
Если не воспринимать идею буквально, совет неплох. Вот только подходит далеко не всем.
Если не воспринимать идею буквально, совет неплох. Вот только подходит далеко не всем.
Есть разные стратегии письма, и нет оснований полагать, что одна из них лучше, правильнее или совершеннее, чем другие.
Я много раз наблюдала, как авторы-«архитекторы» «ломаются» на популярных писательских техниках, таких как фрирайтинг или потоковое письмо. «Архитектору», как правило, невыносима мысль намеренно «создавать хаос» — писать неструктурированный текст или рассказывать историю, которая неизвестно, чем закончится. Мне, например, не подошли почти никакие советы из книги Джулии Кэмерон «Путь художника», включая знаменитые «утренние страницы».
Авторы-«разведчики», в свою очередь, часто первыми срезаются на писательских марафонах и курсах. Никакая программа, где от участников ожидается кропотливая подготовительная работа и последовательное движение от идеи к плану,
Авторы-«разведчики», в свою очередь, часто первыми срезаются на писательских марафонах и курсах. Никакая программа, где от участников ожидается кропотливая подготовительная работа и последовательное движение от идеи к плану,
от плана — к тезисам, от тезисов — к тексту и т. п., «разведчикам» не подходит. Этот конфликт исчерпывающе описывает Стивен Кинг в своем труде «Как писать книги»: «Продумывание сюжета и спонтанность истинного творчества несовместимы.» (Цитата по изданию Издательства АСТ, перевод М. Левина). Необходимость составлять списки тем или рисовать сюжетные оппозиции вместо того, чтобы писать, приводит «разведчиков» к саботажу заданий, срыву сроков и отставанию от группы.
Потребность фильтровать советы и отказываться от того, что тебе не подходит, — одна из главных причин разобраться, к какому типу авторов относишься ты.
Потребность фильтровать советы и отказываться от того, что тебе не подходит, — одна из главных причин разобраться, к какому типу авторов относишься ты.
Какой ты автор, или «Старк, нам нужен план атаки!»
Как наставник и редактор я точно знаю, как быстро понять, с кем имеешь дело — «архитектором» или «разведчиком», «моцартом» или «ламартином». Нужно попросить автора прислать план текста.
По моему опыту, в ответ на просьбу о плане можно ожидать четыре типа реакции:
1. Автор присылает план текста.
2. Автор присылает черновик текста.
3. Автор присылает готовый к публикации текст.
4. Автор исчезает навсегда.
Если вместо плана приходит черновик, наброски, записки на полях либо не приходит ничего, скорее всего, перед нами «разведчик» разной степени растерянности. Если в ответ приходит план, тезисы или готовый текст, вероятно, мы имеем дело с менее или более опытным автором-«архитектором».
Фокус с планом хорош тем, что позволяет сделать предварительные выводы об авторе еще до того, как увидел его в работе, и быстро скорректировать ожидания. Хотя список симптомов, говорящих о приверженности тому или иному типу письма, безусловно, намного шире. Я постаралась выделить и свела в таблицу наиболее наглядные.
По моему опыту, в ответ на просьбу о плане можно ожидать четыре типа реакции:
1. Автор присылает план текста.
2. Автор присылает черновик текста.
3. Автор присылает готовый к публикации текст.
4. Автор исчезает навсегда.
Если вместо плана приходит черновик, наброски, записки на полях либо не приходит ничего, скорее всего, перед нами «разведчик» разной степени растерянности. Если в ответ приходит план, тезисы или готовый текст, вероятно, мы имеем дело с менее или более опытным автором-«архитектором».
Фокус с планом хорош тем, что позволяет сделать предварительные выводы об авторе еще до того, как увидел его в работе, и быстро скорректировать ожидания. Хотя список симптомов, говорящих о приверженности тому или иному типу письма, безусловно, намного шире. Я постаралась выделить и свела в таблицу наиболее наглядные.
Таблицу можно увеличить по клику
Если внимательно проанализировать симптомы в таблице, несложно заметить главное отличие авторов-«разведчиков» от авторов-«архитекторов». Сильно упростив, его можно сформулировать так: когда текст написан, для «архитектора» работа завершена, а для «разведчика» только начинается.
Это не значит, что «архитекторы» пишут лучше или быстрее, это значит лишь то, что большую часть времени, посвященного работе над текстом, они (в отличие от «разведчиков») не пишут вообще! Чтобы наглядно увидеть эту разницу, предлагаю копнуть чуть глубже — в природу творчества.
Когда текст написан, для «архитектора» работа завершена, а для «разведчика» только начинается.
С чего начинается текст?
Один из самых известных в мире исследователей креативности, профессор психологии Чикагского университета Михай Чиксентмихайи, утверждает, что любая творческая работа включает в себя пять обязательных этапов: подготовка, инкубация, инсайт, оценка и совершенствование. (Я уже писала немножко об этом здесь).
В свою очередь Вики Кинг, сценарист и ментор голливудских сценаристов, автор бестселлера «Как написать кино за 21 день», работая с авторами, заметила, что каждый из них проходит через одну и ту же последовательность стадий: исследование, творчество, решение и действие.
Иными словами, и наука, и практика сходятся в том, что творческая работа — многоступенчатый процесс, и большая часть усилий автора скрыта от глаз наблюдателя. Весь процесс я, как могла наглядно, изобразила для вас на картинке.
Иными словами, и наука, и практика сходятся в том, что творческая работа — многоступенчатый процесс, и большая часть усилий автора скрыта от глаз наблюдателя. Весь процесс я, как могла наглядно, изобразила для вас на картинке.
А теперь давайте посмотрим, как этот сравнительно универсальный творческий процесс выглядит для автора-«архитектора», а как для «разведчика».
- Так работает «разведчик».
- Так работает «архитектор».
Эта несложная графика, на мой взгляд, неплохо показывает, почему у разных авторов, работающих над одним и тем же текстом, может быть очень разное представление как о сроках, так и о трудоемкости этой работы.
Авторы-«архитекторы» склонны выносить за скобки всю ту часть работы, которая не относится к этапу «Пишу текст», создавая у окружающих (а часто и у самих себя!) иллюзию, что пишут невероятно легко и быстро. На деле же появлению текста могут предшествовать многие часы (а иногда дни или даже недели) напряженного, но невидимого труда — по сбору информации, инкубации замысла, поиску формулировок
Авторы-«архитекторы» склонны выносить за скобки всю ту часть работы, которая не относится к этапу «Пишу текст», создавая у окружающих (а часто и у самих себя!) иллюзию, что пишут невероятно легко и быстро. На деле же появлению текста могут предшествовать многие часы (а иногда дни или даже недели) напряженного, но невидимого труда — по сбору информации, инкубации замысла, поиску формулировок
и мучительному «отсечению лишнего». Всё это — в голове или, по крайней мере, вне текстового редактора.
Это еще одно объяснение, почему стратегия «архитектора» зачастую преподносится как идеал, к которому стоит стремиться: при взгляде со стороны авторы-«архитекторы» выглядят как люди, которые не испытывают творческих мук, не тратят времени впустую (на черновики, которые позже будут порваны), знают, что делают (имеют план), и работают быстрее. Привлекательный образ, согласитесь? Жаль, что он имеет драматически мало общего с реальностью.
Это еще одно объяснение, почему стратегия «архитектора» зачастую преподносится как идеал, к которому стоит стремиться: при взгляде со стороны авторы-«архитекторы» выглядят как люди, которые не испытывают творческих мук, не тратят времени впустую (на черновики, которые позже будут порваны), знают, что делают (имеют план), и работают быстрее. Привлекательный образ, согласитесь? Жаль, что он имеет драматически мало общего с реальностью.
Авторы-«архитекторы» склонны выносить за скобки ту часть работы, которая не относится к этапу «Пишу текст», создавая иллюзию, что пишут невероятно легко и быстро.
Что делать?
Как бы условно ни было деление на «разведчиков» и «архитекторов», знать, к какому типу письма тяготеешь ты сам, а к какому твой автор (когда ты — редактор или наставник), чрезвычайно полезно. Это помогает намного более реалистично планировать сроки; предвидеть, на каком этапе творческого процесса возможна
пробуксовка; корректировать ожидания к результатам (как промежуточным, так и финальным) и выбирать оптимальные способы поддержки и/или заданий (если речь об учебном процессе).
Я постаралась свести воедино свое видение того, с чем чаще всего приходится сталкиваться авторам в зависимости от приверженности тому или иному типу письма.
Я постаралась свести воедино свое видение того, с чем чаще всего приходится сталкиваться авторам в зависимости от приверженности тому или иному типу письма.
Главные вызовы для авторов
Потенциально слабые места в текстах
Над чем и как работать
Вместо заключения, или Уроки мертвых поэтов
Несколько лет назад коллега обратилась ко мне с просьбой помочь написать пару складных абзацев для раздела «О себе» на сайте. Мы начали работать, и в качестве образца я показала ей аналогичный текст, который до этого помогала готовить другому автору. Комментарий коллеги застал меня врасплох: «Нуууу, этот текст так легко написан… Сразу видно, его писал не новичок…»
Курьез заключался в том, что тот «образец» был дословно первым связным текстом, который мой подопечный написал со времен выпускного сочинения. А результату предшествовали полтора десятка версий с бесчисленной чередой обсуждений и правок. Как тут не вспомнить осмеянного поэта Ламартина и его архивы!
Главный урок, который я, еще будучи студенткой филфака, извлекла из чтения рукописей и дневников великих
Курьез заключался в том, что тот «образец» был дословно первым связным текстом, который мой подопечный написал со времен выпускного сочинения. А результату предшествовали полтора десятка версий с бесчисленной чередой обсуждений и правок. Как тут не вспомнить осмеянного поэта Ламартина и его архивы!
Главный урок, который я, еще будучи студенткой филфака, извлекла из чтения рукописей и дневников великих
писателей: неважно, насколько легко или сложно тебе
было писать, важно, насколько легко твой текст будет читаться. Качество текста не определяется ни числом истерзанных черновиков, ни количеством бессонных часов, потраченных на его подготовку (и неважно, было их до смешного много или до зависти мало). Качество текста определяется тем, как его воспринимает читатель.
За любым выдающимся результатом стоят пот, кровь и слезы, или, говоря словами Льва Толстого, «страдания и потуги». Как бы нам ни хотелось верить в обратное. Разница только в том, что в конце концов увидит аудитория. В слабом тексте мы видим родовые муки автора. Хороший текст выглядит так, как будто его муза ночью на ушко шепнула. А все остальное интересно только самим авторам, студентам-литературоведам и дотошным биографам.
было писать, важно, насколько легко твой текст будет читаться. Качество текста не определяется ни числом истерзанных черновиков, ни количеством бессонных часов, потраченных на его подготовку (и неважно, было их до смешного много или до зависти мало). Качество текста определяется тем, как его воспринимает читатель.
За любым выдающимся результатом стоят пот, кровь и слезы, или, говоря словами Льва Толстого, «страдания и потуги». Как бы нам ни хотелось верить в обратное. Разница только в том, что в конце концов увидит аудитория. В слабом тексте мы видим родовые муки автора. Хороший текст выглядит так, как будто его муза ночью на ушко шепнула. А все остальное интересно только самим авторам, студентам-литературоведам и дотошным биографам.
В нашем блоге много других интересных статей